Когда-то, в начале 60-х, мой старый и очень любимый друг Станислав Рассадин назвал наше поколение "шестидесятниками". Сам он не очень любит вспоминать это определение - скорее всего, потому, что наше поколение отнюдь не однородно: кто-то ударился в карьеру, кто-то разочаровался в идеалах юности и спился или эмигрировал, но всё же осталось много людей, совсем не знаменитых, чья юность пришлась на времена "хрущёвской оттепели", для которых служение избранному делу, профессии, ставшей судьбой, и убеждение в том, что нельзя быть счастливым в несчастной стране, и что, в конце-концов, всё решают твои личные человеческие качества - отношение к делу и людям - не пустой звук.
Я родилась в том злосчастном 37 году, о котором до 56-го практически ничего не знала. Не знала даже о том, что моя двоюродная сестрёнка, которую её мама - родная сестра моей - привезла в Казань из Ленинграда потому, что отца её, крупного инженера-энергетика, посадили как "врага народа". Так и росли вместе, в доме дедушки и бабушки по материнским линиям.
Довоенного детства почти не помню, а вот день 22 июня помню прекрасно, и совсем не оттого, что осознала трагичность момента, а потому что мама меня впервые в жизни отшлёпала за то, что я начала выть противным голосом, когда она заявила об отмене запланированного похода в зоопарк "потому, что началась война".
С будущей профессией определилась лет, примерно, в пять. Сейчас, размышляя над прожитой жизнью, прихожу к мысли, что было в ней несколько судьбоносных моментов и первый среди них тот, что нас с сестрёнкой определили обманным путём в детский сад. Обман заключался в том, что дедов родственник выдал нас за своих внучек и устроил в "ведомственный" детсад. Раскрылся обман через пару месяцев и нас оттуда выставили, но главное для меня уже свершилось - я впервые увидела и услышала рояль.
Вернувшись домой, я тут же пристроила свои фанерные "доминошки" с картинками на кухонном столе и принялась "музицировать" под собственное пение, а мама, мечтавшая в юности стать певицей, тут же решила, что "ребёнок - вундеркинд" повела меня в ЦМШ (Центральную музыкальную школу). Там сказали, что у ребёнка абсолютный слух, но учиться пока рано, а чтобы поступать на фортепиано - надо иметь дома музыкальный инструмент.
Взять пианино напрокат тогда было абсолютно нереально и мне купили рояль. Это совсем отдельный рассказ и назвать его следует не иначе, как "подвиг материнской любви", т.к. мои родители ради этого продали всё, что у них было более-менее стоящее.
Итак, в 43-м году меня взяли в подготовительный класс ЦМШ, а в 45-м, прямо напротив нашего дома открылась Казанская Государственная Консерватория. И это был второй подарок судьбы, т.к. начали прибывать приглашённые педагоги со своими детьми. Жили они тогда либо во флигеле, либо прямо в консерваторских классах, и я на правах "будущей пианистки" тут же отправилась с ними знакомиться. Ещё стонала под фашистскими ногами Земля, залитая кровавыми слезами, Ещё пожарищем пылали небеса, Не смолкли грозных пулемётов голоса, Ещё не кончились военные мытарства, Когда осмелились вступить мы в звуков царство И зашагать дорогой дальней и тернистой, Мечтая стать ВЕЛИКИМ СКРИПАЧОМ иль ПИАНИСТКОЙ
Мои первые друзья дети консерваторских музыкантов Эрик и Нора
Так что без всякого преувеличения могу сказать, что выросла в консерваторском дворе, а летом, в каникулы, местом наших игр становились все классы подвального помещения.
Училась я легко, была круглой отличницей в обеих школах и мой отец собирал "из гордости" не только все "Похвальные грамоты", но и ежегодные табеля успеваемости, в которых были сплошные пятёрки. Этого я, честно признаться, не знала и была сильно потрясена, когда перед тем, как в школу собралась моя дочь, он всё это вытащил из "загашника" и стал ей внушать, что она должна учиться не хуже мамы.
Дочь появилась, когда я была студенткой 2-го курса, и то, что ей на роду написано тоже стать пианисткой, я поняла очень рано, потому что она всё время вертелась возле рояля и подбирала на слух не только песенки, но и всё, что играли мои ученики (уже на третьем курсе я начала преподавать в музыкальной школе). Учить я её начала сама, очень рано. И в шесть лет она уже играла на телевидении концерт для фортепиано с оркестром. Правда, вместо оркестра была лишь мама за вторым роялем. А потом она перешла учиться к моей подруге, потому что я считала, что мама в качестве учительницы может быть только на самом первом этапе.
Третьим подарком судьбы был мой учитель по специальности в консерватории, хотя этому предшествовали события весьма драматичные. Его роль в моём становлении и человеческом, и профессиональном настолько значительна, что это стоит отдельного разговора, тем более, что сейчас такие учителя - чрезвычайная редкость. Он и сам себя, смеясь, называет "вымирающим мамонтом".
После консерватории было ещё три года ассистентуры-стажировки, работа в только что появившейся специальной средней музыкальной школе при Консерватории и только потом добровольный отъезд из Казани в "самостоятельное плавание". И только тогда, в процессе самостоятельной концертной жизни появилась вторая, "смежная" профессия музыковеда, ставшая моей судьбой.
