В этом году впервые в день моего рождения, прямо с утра НЕ раздался звонок и родной Люськин голос НЕ произнёс: «Светка, привет! С днём рождения! Ну как ты?!»

Он не раздался и больше не раздастся никогда, потому что 24 марта моей Люськи не стало… А год назад именно в день моего рождения он ещё был, но когда я сказала в ответ на её вопрос «Да ничего, всё более-менее», она ответила: а у меня всё плохо, у меня рак лёгкого… У меня внутри что-то сразу оборвалось и я от неожиданности, жалости и ужаса что-то невразумительно промямлила, что, может, это ошибка…

Потом начала шарить по Интернету и выискивать примеры излечений народными средствами и всякие рецепты. Стала звонить постоянно и даже однажды она сказала, что после месячного курса лечения каким-то безумно дорогим лекарством ей стало лучше… В день её рождения я её развлекала каким-то своим трёпом… Мы много лет в дни наших рождений болтали по телефону иногда по несколько часов… А в наступившем 2014-м ей стало резко хуже… У неё бессменно дежурили дочка, племянница из Питера, похожая на неё-молодую как две капли воды и брат Алик… Всех я знала, кажется, всю свою жизнь, помнила и её маму, и бабушку, которая водила её в нашу музыкальную школу с шести лет, ещё в подготовительную группу, где мы с ней и познакомились… и дружили ровно 70 лет…

А 3 сентября этого года я проснулась рано с ощущением, что надо срочно что-то сделать, и сначала не могла сообразить, ЧТО… А потом поняла, что это Люськин День Рождения, но звонить ей уже некуда…

Люська была гениальным музыкантом. Её имя на моих страницах встречалось неоднократно. Она обладала уникальным чувством ансамбля и феноменально читала с листа произведения любой сложности. Однажды, когда мы уже учились в консерватории у нашего Монасзона, на гастроли в Казань приехал Ростропович, играть с симфоническим оркестром Концерт-Симфонию Прокофьева. Его пригласили выступить в нашей Академии наук, и он зашёл в наш класс к Эмику и с сожалением сказал, что, видимо, придётся отказываться, ибо у него нет пианиста, поскольку он приехал только на симфонический концерт. (С Эммануилом Александровичем они учились одновременно в Московской консерватории) Видимо, он надеялся на самого Монасзона, а Эмсаныч ему сказал: я тебе рекомендую свою студентку. Ростропович явно был удивлён и даже, вроде, обижен. А Люська села за рояль и сыграла с ним так, что он онемел. Пошли на концерт… а после он целовал ей руки и говорил, что такого удовольствия не испытывал никогда… Наши девчонки не верили, что она раньше никогда не играла эту труднющую партию, но я знала, что НИКОГДА…

В детстве наша дружба основывалась, видимо, на детском притяжении друг к другу. Тогда мы учились по ф-но у разных педагогов и встречались только на уроках сольфеджио, муз. литературы и хоровых занятиях, да и в музыкальном училище тоже учились у разных педагогов, но там уже начались наши совместные походы в театры и на концерты. Она жила от центра далеко, в частном доме с большим садом, и летом, в каникулы, мы там проводили много времени, часто «секретничали» в этом саду, а в осенне-зимний сезон она частенько ночевала у нас после вечерних походов в Оперный театр и на разные концерты. Сколько было всего пересмотрено-переслушано и обсуждено, я даже не берусь описать. В оперном театре у нас была как бы «постоянная прописка». Театр был рядом с музыкальным училищем и для нас - нищих студентов, установили привилегию: самые дешёвые билеты на галёрку давали один на двоих, а садились мы всегда в первый ряд партера, прямо за дирижёром, там всегда были места свободные и получали удовольствие. Мы ходили на каждого нового гастролёра и получалось, что каждую оперу мы смотрели много раз и все оперы таким образом знали «назубок». Потом, даже в консерватории, когда на истории музыки требовалось знание многочисленных музыкальных отрывком, нам ничего не приходилось учить… всё было уже в памяти навсегда…

Была она человеком увлекающимся и постоянно в кого-то влюблённым. Предмет её влюблённости всегда был из музыкально-артистического мира. Влюблялась она именно в талант, при этом, абсолютно бескорыстно. Я никогда не помню её раздражённой, - она была совершенно бесконфликтным человеком и внутренне свободным. Если её что-то в человеке не устраивало, она просто прекращала им интересоваться, без ссор, без выяснения отношений. Этого многие не понимали, осуждали и завидовали. Личная жизнь у неё как бы не сложилась и я понимаю, - почему… Её уровню таланта мало кто мог соответствовать, и к такому уровню многие относились с тайной ревностью. К тому же, человеком она была непрактичным, живущим только Музыкой и любовью. Я её просто любила и никогда ничему не завидовала. Во многом мы были очень похожи, а в чём-то абсолютные антиподы. Но так случилось, что дружили мы всю жизнь и ни разу не поссорились. Она уже была доцентом консерватории, когда туда поступила моя дочь, и у неё училась в классе камерного ансамбля. Они друг друга очень любили, и Алла всегда отзывалась о ней в самых восторженных тонах, только вне стен консерватории она её всегда называла Люсей и на ты: так привыкла с рождения…

Потом у Люси случилось несчастье, от которого она так и не смогла отойти: скоропостижно умер её 6-летний внук, от воспаления лёгких, которое врачи не сразу распознали, и Люся уехала в Москву: не могла жить в Казани, где ходила все 6 лет с ним постоянно. В Москву её тут же взяли концертмейстером в Новую оперу. Она там проработала 10 лет, и мы виделись в Ярославле, куда она к нам приезжала и в Москве, где часто бывала я.

Вернулась она в Казань, когда родился новый внук. Но работать больше не пошла и мало с кем общалась. В консерваторию её упорно приглашали на должность профессора, но она отказалась. После возвращения в Казань мы с ней уже не виделись, но созванивались и всегда были в курсе жизни друг друга. Когда она слегла, я звонила почти ежедневно, потом она уже не могла разговаривать, случился инсульт… Её дочка и племянница мне говорили, что всё последнее время она вспоминала меня, говорила, что я была её единственным другом, который её не предавал никогда, даже в мелочах. Вспоминала наши летние поездки, особенно последнюю, в Пярну, где мы счастливо провели целых 2 месяца. Мы были всей семьёй, а она приехала на машине с нашим общим другом, его сынишкой и няней. Отдых был действительно замечательным. Мы сняли целый коттедж на Рижском шоссе, возле моря, и отравлял нам жизнь только наш пёс Вулкан, который подкапывал хозяйские розы и гонялся за местными пацанами, проезжавшими на мопедах. Он ласточкой перелетал через забор, и, если они не успевали спешиться, хватал кого-нибудь за ногу. Дважды нам за это пришлось объясняться и платить штраф. Отучить мы его от этого безобразия так и не смогли. Люська мне сказала уже незадолго до смерти, что это было самое наше счастливое лето…

Я дважды осиротела за последние годы: когда не стало Монасзона и моей Люськи. Ни её, ни его мне заменить уже не может НИКТО…