Всегда с большим интересом и симпатией смотрю на выступления детей, будь то на сцене, на телевидении или в видеоклипах. Но с недавних пор стала ловить себя на мысли, что многое из того, что вижу, стало чем-то раздражать. Вначале подумалось, что это просто старость и усталость, но тогда бы должно было раздражать всё. Однако это далеко не так. Я по-прежнему с явной симпатией и большим интересом наблюдаю за детскими конкурсами, такими, как ЩЕЛКУНЧИК. Стало быть, дело не в этом. Тогда в чём? А в том, что почему-то некоторые выступления мне стали напоминать прежние выходы пионеров, с пафосом читающих "датские" насквозь фальшивые вирши для участников партсъездов и прочих официальных сборищ советских времён. Нет, я давно уже не смотрю нынешние "парадные" концерты, посвящённые официальным датам и не о них пойдёт речь, а о тех маленьких "звёздочках", которые так старательно в своём поведении на сцене подражают нынешней гламурной тусовке с её ужасающе пошлым вкусом.

И я со щемящей сердце печалью вспоминаю старое региональное телевидение, довольно убогое в своих технических возможностях, но в крохотных студиях создававших свои многочисленные передачи, привлекающие и завоёвывающие сердца аудитории отнюдь не дефицитом развлечений, а своей домашней сердечностью, искренностью, выдумкой и бесконечной любовью как к самому телевидению, так и к своей аудитории. Это было сразу видно, и этого теперь почти не стало. Все те, кому посчастливилось работать на ТВ в те давние годы, смогут не только подтвердить эти мои слова, но и наверняка вспомнят каждый свою любимую передачу из увиденного или созданного.

Мне довелось это не только наблюдать, но переживать и принимать участие в создании передач на Гостелеканале Удмуртии во второй половине 60-х - начале 70-х годов.

Тогда телевидение было всего на одном канале и делилось на ЦТ и региональное. При чём последнее занимало довольно много эфирного времени и шло исключительно в прямом эфире.

На ТВ Удмуртии меня после моего сольного небольшого выступления с краткой аннотацией к игравшимся произведениям пригласила редактор художественного вещания. Это была удивительно умная, доброжелательная и интеллигентная женщина, с которой со временем мы крепко подружились. Звали её Эльза Алексеевна Борисова, которую со временем я стала в шутку называть "самой умной женщиной Удмуртии" и которую очень полюбила.

Однажды, после моего сольного концерта на ТВ с аннотациями к исполняемым произведениям, она спросила меня не смогу ли я вести постоянные музыкально-образовательные передачи. Я сказала, что попробую. Это были едва ли не самые первые "беседы у рояля", значительно более ранние, чем появились великолепные передачи Веры Горностаевой и Максима Кончаловского.

Это я к тому, что у меня не было не только никакого опыта, но и примеров для подражания, что, возможно и к лучшему, - не страдала ни завистью, ни комплексами по отношению к знаменитостям. А сама работа мне очень понравилась, да и перед камерой я чувствовала себя с самого начала, как рыба в воде. Конечно, прямой эфир даже при самой тщательной подготовке и обязательных трактовых репетициях, когда прогонялась полностью передача за несколько часов до выхода в эфир, не могли обойтись без каких-то технических накладок: то ноты с рояля слетят, то певица слова забудет, то помощник режиссёра не тот ролик запустит, но случалось это редко.

И хоть подобные случаи приводили меня - ведущую в состояние, близкое к шоку, но и одновременно заставляли учиться выходить из неожиданной, нестандартной ситуации. Я не буду рассказывать о тех постоянных передачах, которые вела 2 раза в месяц на протяжении почти 7 лет и в которых принимали участие знаменитые в Республике местные артисты. А вот о первой передаче, в которую я рискнула взять маленьких детей, попробую рассказать, ибо именно тогда испытала что такое настоящая детская непосредственность поведения и абсолютная непредсказуемость результата.

Передачи свои я старалась по-разному выстраивать. При скудости технических средств , сделать их максимально разнообразными по сюжетам, а режиссёр и оператор - также и по картинке в кадре. С режиссёром я работала постоянным и звали его Кондратий Ухов. Все имена своих партнёров, коллег и спасителей я вспоминаю с огромной благодарностью.

Это случилось далеко не в первый год моей работы на ТВ. Я уже считалась опытным и автором и ведущей настолько, что мне позволялось вместо точного содержания сдавать в заявке некую "рыбу" с темой и примерным текстом, который обязан был быть "залитованным", но никто и никогда не требовал от меня повторять всё слово в слово. Хотя все передачи заранее продумывались, обговаривались с режиссёром все вставные номера, но сам разговор был вполне импровизационным. Да! Было на ТВ такое счастливое время!

История началось с того, что мне позвонила Эльза Алексеевна и попросила сделать передачу о Первом детском сборнике удмуртских песен. К национальной музыке я относилась и с симпатией, и с большой ответственностью. Так нас всех учили отличные консерваторские педагоги. К тому же, отказать редактору, которую любила, я вообще не могла, поэтому мгновенно согласилась, сказав, чтобы мне прислали ноты. Песни были на удмуртском языке, которого я, естественно, не знала, но умная Эльза сразу прислала к ним подстрочник. Песни мне показались довольно примитивными, и называть их появление выдающимся событием удмуртской музыкальной культуры ну никак язык не поворачивался! Я вообще никогда не могла хвалить то, что мне не особо нравилось, из-за чего в жизни имела массу неприятностей. Но - НЕ МОГЛА! А, поскольку сделать передачу уже пообещала, то выхода у меня не было: пришлось напрягать фантазию и что-то придумывать.

Вот тут, пошевелив мозгами, мне и пришла идея взять на передачу маленьких детей. Эльзе идея понравилась сразу, оставалось её воплотить в жизнь. Конечно, никаких кастингов тогда не существовало, да и слова такого никто не знал! Ходить по детским садам я тоже не собиралась, потому что идея пришла именно в расчете на конкретных детей. О них расскажу особо.

Их было двое - девочка и мальчик 3-4 лет. Мальчика звали Миша и был он сыном нашей солистки, замечательной меццо-сопрано Юли Раскопиной. Был он хорош, как ангел, весь в белых кудрях и с голубыми глазами, очень живой и смышлёный. Его мама постоянно брала его с собой в гастроли и мы частенько жили в одном номере - я, Юля и Нина (лирико колоратурное сопрано). Утро тогда начиналось специфически: Мишенька просыпался раньше всех, жаждал общения и мама-Юля сразу начинала его воспитывать, чтобы не мешал "девочкам спать". Мы, конечно, от их шёпота просыпались, но вставать не хотели, притворялись крепко спящими. Поскольку в номерах не было ни воды, ни туалета, то Юля вскоре выходила, а Миша начинал тотчас же свои "заклинания".

- Нина, открой глазки! (Нина стойко молчала!)

- Света, открой глазки! (Я не шевелилась)

Повторив призывы раза по 3-4, Миша прибавлял громкость и выдавал последний аргумент:

- Девочки, вставайте писять!

Тут, естественно, "девочки" не выдерживали и начинали смеяться, а обрадованный Мишенька мгновенно слетал с кровати и залезал к кому-нибудь из нас.

Возвращалась Юля и начинала его отчитывать: Такая картина была постоянной, но иногда случалось и ЧП.

Это случалось, когда Миша просыпался и чувствовал, что под ним сыро. Тогда он вставал на четвереньки и, глядя на простыню, громко, с оттенком осуждения, явно подражая детсадовской няньке, произносил: :твою мать! Опять описался! Мы утыкались в подушки и тряслись от смеха, чтобы он не зацикливался на столь "удачном" призыве к нашему пробуждению.

- Девочка Ирочка жила с родителями в одном подъезде со мной. В нашем доме практически два подъезда были отданы работникам искусства, и мы все были между собой хорошо знакомы. Мама Ирочки была актрисой русского драмтеатра, а папа - там же - режиссёром. Девочка была прелестная! Общительная, весёлая, творчески одарённая. Она вечно сочиняла какие-то стишки и песенки и частенько, когда никого не было дома, приходила ко мне в гости, крича за дверью "Открой, я к тебе в гости иду!" (До звонка она, конечно, не доставала, а стучать в дверь ножкой ей не разрешали родители)

Вот эту дивную парочку я и решила взять в свою передачу, предварительно заказав художнику сделать альбом по сюжетам исполняемых песенок. Решила, что тогда мне не надо будет о песенках ничего говорить. Просто дети будут фантазировать по картинкам на темы песенок, а дополнительно и "русскоязычные" ребятишки у экранов телевизоров тоже смогут заинтересоваться происходящим. С певицей я договорилась быстро, а аккомпанировать ей поручила своей дочке, которая училась классе в четвёртом музыкальной школы, но играла уже очень хорошо, т.к была способной и училась у очень хорошей учительницы, тоже выпускницы Монасзона. За эту часть передачи я как раз меньше всего беспокоилась.

Альбом был готов, песенки отрепетированы, разрешение от родителей получено, и в назначенный день мы прибыли на ТВ, которое, кстати, тогда размещалось в центре Ижевска, на улице Пушкинской, совсем недалеко от нашего дома. Ирочку я взяла сама, а Мишу должна была привести мама.

Дальше начались проблемы. Кондратий (режиссёр) потребовал проведения трактовой репетиции, то есть полного прогона программы. Я была категорически против, уверяя его, что, если устроить прогон, то детям на передаче будет неинтересно. Он настаивал и в конце-концов заявил, что без тракта он работать откажется, т.к. просто боится непредсказуемого поведения малышей. Мне ничего не оставалось, как согласиться.

Репетиция прошла отлично, Кондратий сиял и заявил, что теперь он спокоен, на что я ответила, - а вот я теперь - нет! Да ещё когда я вышла в коридор после репетиции, то увидела Юлю, которая наблюдала за происходившим в студии из-за стекла режуправления и теперь читала нотации своему сыну. Я строго сказала, чтобы она оставила Мишу в покое и, засмеявшись, добавила, что если он не станет материться, то всё будет отлично.

Перерыв закончился, и мы вернулись в студию, расселись по своим местам: я с детишками за столик с альбомом, Алла - за рояль, солистка возле него. Ждём сигнала.

Взглянув на Мишеньку, я поняла, что Юля-таки его довоспитывала: он сидел прямо, не шевелясь, губки - бантиком, положив ручки одну на другую на столик с альбомом. Выражение на мордашке было исключительно важным и серьёзным. Прозвучал сигнал , я начала говорить, что сегодня мы представляем новые детские песенки, написанные для вас, ребята, такими-то авторами и сейчас их споёт артистка такая-то, а аккомпанировать ей будет ученица музыкальной школы, которую зовут Алла, а учится она в 4 классе, а мы с Ирочкой и Мишенькой будем рассматривать картинки, нарисованные для нас всех художником, чтобы те, кто не знает удмуртского языка, на котором будут звучать песенки, тоже поняли бы о чём в них говорится.

А нужно сказать, что песенки по содержанию были - одни как бы для девочек, другие - и для мальчиков. И я обращалась, то к Ирочке, то к Мише. Миша всё это время не шелохнулся, ни слова не произнёс и выражения лица пай-мальчика не менял. Да, нужно ещё добавить, что все картинки были в двух экземплярах. Один в альбоме, а второй на специальной подставке, их менял помреж, чтобы хорошо смотрелось в кадре. Картинки были всего лишь карандашные, но выполнены настолько мастерски и с чувством юмора, что выглядели в кадре замечательно, абсолютно живыми, объёмными.

Когда открыли альбом, Ирочка тут же начала заново импровизировать, придумав уже новую историю, а Миша, когда я обратилась непосредственно к нему, не выходя "из образа", произнёс с угрозой в голосе, глядя на Ирочку, которая начала отвечать уже и за него: "Молчи, не тебя спрашивают!". Других слов я от него так и не дождалась. На каждый Ирочкин ответ он повторял своё - "молчи, не тебя спрашивают". Песенки исполнялись одна за другой, ни солистка, ни Алла меня не подвели.

Передача уже подходила к концу, когда неожиданно Миша встал на своём стуле на коленки и что-то начал шептать мне на ухо. Я сижу в кадре и понимаю, что придётся что-то предпринять. Говорю: "Мишенька, ты забыл, что мы с тобой сидим в телевизоре, на нас смотрит много ребят и всем им интересно то, что ты хочешь мне сказать!"

Внутри меня при этом всё замерло и в голове пронеслась мысль, что если он скажет, что хочет писить или какать, то я прямо тут, в кадре и умру.

Но на смышлёность Миши я рассчитывала не зря! Он на меня внимательно взглянул, секунду подумал и громко выпалил: "А когда придёт лето, мы с тобой пойдём в парк и будем там стрелять из ружья!" (он немного картавил и от этого реплика была ещё выразительнее, неожиданнее и смешнее).

От сердца у меня отлегло и я произнесла "Ну вот, всё мы с вами посмотрели, песенки послушали, нам осталось только попрощаться с ребятами, которые смотрели и слушали нашу передачу".

Но не тут-то было! Ирочка тоже встала на коленки и сказала: "Как попрощаться? А я тоже петь хочу!"

Миша на неё взглянул и заявил, что и он тоже будет петь: Поскольку мы были ещё в кадре, мне ничего не оставалось, как сказать

- Хорошо, пойте!

Тогда Ира меня взяла за руку и потащила к роялю, говоря: "Ты же нам играть должна"!

Что играть - я понятия не имела, т.к. песенки она всегда придумывала сама. Миша тоже слез со стула и встал рядом с Ирой. Я сидела за роялем и брала какие-то аккорды. Ира запела собственную импровизацию про лисицу, а Миша пел во весь голос "Пусть всегда будет солнце!"

Я хохотала вслух: Так закончилась наша передача.

Когда мы с оператором и помрежем поднялась в режуправление, то увидели всех членов телевизионной команды во главе с режиссёром, плюс любимого радактора Эльзу Алексеевну, плюс Мишину маму-Юлю, валяющимися в креслах и уже ослабевших от хохота. Они сказали, что смеяться начали с самого начала, когда Миша начал "огрызаться" на Ирочку, а уж когда он начал шептать мне на ухо, все сначала замерли от ужаса, так как тоже решили, что он попросится в туалет. Но когда он выдал свою коронную фразу про поход в парк, раздался громовой хохот, который уже не прекращался до самого конца передачи.

Я пришла к ним с совершенно мокрой спиной и почти без чувств, но глядя на эту компанию, тут же присоединилась к общему веселью. Все мы хохотали так долго, что задрожали графин с водой и стаканы, стоявшие на столе.

Через несколько дней мне позвонила Эльза и сказала, что на планёрке передача была признана лучшей за месяц и она теперь весь следующий месяц будет висеть на почётной "красной доске".

Потом меня ещё долго останавливали на улице незнакомые люди, хвалили передачу, говорили какие были замечательные дети, как они "естественно исполняли свои роли" и спрашивали сама ли я их этому научила.